Лихорадочная деятельность— Статуя Франческо Сфорца— Academia Leonardi Vinci.— Спектакль с планета­ми— Женитьба Лодовико Моро— Сочинения о живо­писи— Смерть Беатриче д'Эсте— Леонардо замышля­ет написать «Тайную вечерю»— Военные неудачи Ло­довико— Взятие Милана французами

     Герцог Лодовико Моро бросал деньгами направо и налево, но, как часто случается с подобными ему людьми, менее всего был склонен оплачивать самый добросовестный, самый гениальный труд. Леонардо да Винчи жил поэтому около роскоши, но далеко не в рос­коши. Само по себе это обстоятельство не могло бы считаться неблагоприятным для развития его таланта; но герцог действительно эксплуатировал труд Леонардо не тем только, что заставлял писать портреты своих лю­бовниц, а тем, что старался извлечь из способностей Леонардо все, что мог. В натуре Винчи была и без того некоторая склонность разбрасываться, начинать сразу несколько одинаково трудных дел. При дворе миланского герцога Леонардо буквально приходилось быть всем, «разрываться на части», как выражается один из био­графов. Он—придворный, он устраивает празднества, он основывает Академию, состоящую под его управлением; поет, играет на лире и на скрипке, занимается физикой и математикой, и в то же время постоянно рисует, моделирует и пишет — кистью и пером. 

     Леонардо да Винчи было с небольшим тридцать лет, когда он вскоре после приезда в Милан начал, по поручению герцога, моделировать статую Франческо Сфорца, не дошедшую до нас, как и весьма многие капитальные произведения Леонардо. Конная статуя была особенно по душе Леонардо, который сам был превос­ходным всадником, любил лошадей и изучал их с самого начала своей художественной деятельности. Сохранилось много свидетельств о том, что фигуры как всадника, так и лошади, созданные Леонардо для статуи Сфорца, бы­ли плодом многочисленных попыток, возобновлявшихся с перерывами в течение десяти лет. В одном старинном сборнике находится следующий рассказ о постепенном развитии идеи Леонардо. 

     «Художник весьма долго коле­бался, обдумывая, следует ли ему нарисовать парадного или боевого коня? Надо ли воспроизвести генерала, спокойно командующего на площади, или же полковод­ца, ринувшегося в атаку? Следует ли сообразоваться с античной традицией, которой следовал и его учитель (Вероккьо), или же необходимо пожертвовать теорией относительного покоя, этим высшим законом греческого искусства, ради требований народного воображения, ко­торое понимает героя только в действии и требует, чтобы это действие было особенно характерным? В конце кон­цов, он принял род компромисса, согласовав классиче­ский абсолютизм со свободой, необходимой для жизни». 

     Начав работу в 1483 году, Леонардо постоянно переде­лывал и все не был доволен собой. По его собственным словам, то лошадь не имела вида коня, несущего на себе героя и его судьбу, то всаднику не хватало благо­родства и естественности. Оканчивая свой трактат «О те­нях и свете» - целую теорию живописи, Леонардо над­писал на обертке: «Начал четвертую книгу и опять начал коня». Это было весной 1490 года. В том же году Леонардо основал в Милане знаме­нитую Академию, получившую его имя. До сих пор и Миланской амброзианской библиотеке хранятся три выгравированных на меди рисунка, на которых видны слова: Akademia Leonardi Vinci. Среди манускриптов Лео­нардо есть многие, составляющие, по-видимому, про­граммы лекций, которые он читал в Академии. Рукописи, написанные по манере Леонардо, от правой руки к левой, испещрены рисунками, относящимися к теории живописи, и чертежами по геометрии и механике. Увле­каясь предметом, Леонардо во всем хотел быть самосто­ятельным творцом. 

     Планы его необычайно широки. Во время засухи и неурожая Леонардо размышляет о спо­собах орошения полей и придумывает разные усовер­шенствования дренажа. Во время слишком обильных ливней и гроз, губящих жатву, он предлагает устроить такие пушки, которые могут, по его мнению, метать разрывные снаряды и разгонять облака. Воздухоплавание постоянно занимало ум Леонардо, и он придумывал разные летательные снаряды. Герцог Лодовико с любо­пытством следил за опытами Леонардо, интересовался его планами, но не давал на них ни гроша, предпочитая устраивать роскошные игрища и дарить Леонардо драго­ценные, но ненужные подарки. Для герцога Леонардо был, прежде всего, устроитель празднеств. Ни одного большого праздника не обходилось без деятельного уча­стия Леонардо. Великий художник должен был декори­ровать залы, составлять триумфальные арки. 

     На свадьбе молодого герцога Галеаццо с Катериной Арагонской (ошибка автора, так как Галеаццо был женат на внучке неаполитанского короля Изабелле Арагонской) Леонардо устроил грандиозное и своеобразное зрелище, свидетельствующее, между прочим, о его научных склон­ностях. Леонардо устраивает «рай», но не Рай Данте, а небесное пространство, наполненное планетами. Планеты вращаются вокруг новобрачных, затем является певица в символическом костюме и поет стихи Беллинчони. Даже религиозные празднества не обходились без уча­стия Леонардо. Однажды понадобилось перенести гробни­цу святого Киодо. Леонардо тотчас предлагает свои услуги, он сооружает машину из блоков и веревок и облегчает труд рабочих. Леонардо одно время особенно усиленно за­нимался механикой и был одержим настоящей манией передвижения тяжелых предметов. Еще находясь во Фло­ренции, он предложил "поднять церковь, как гнездо птич­ки, и перенести на другое место". Это рискованное пред­ложение флорентийского Архимеда не было принят. 

     В 1492 году в жизни покровителя Леонардо, герцога Лодовико, произошел переворот. Этот запятнанный кровью развратник женился на Беатриче д'Эсте, прекрас­ной, кроткой и нравственной женщине, любившей мужа и прощавшей ему многое; Лодовико не был в силах окончательно бросить прежней жизни; он, как и всегда, имел несколько любовниц, но нрав его значительно смягчился и с женой он вел себя, как самый кроткий из мужей. Само собой разумеется, что устроителем брачных празднеств был Леонардо, который, несмотря на свои сорок лет, несмотря на свою красоту и мужественность, сам и не думал о женитьбе. 

     У Леонардо не хватало на это времени. Теперь, с женитьбой герцога, у него явились новые занятия, прибыли новые заботы. Надо было уго­дить не только хозяину, но и хозяйке, в особенности такой очаровательной, доброй и приветливой, какой была Беатриче. В то же время надо было довершить план орошения правого берега Тичино и окончить задуман­ную работу канализации. И вот Леонардо в одно и то же время составляет план с целью сделать реку Мартезану судоходной от Треццо до Милана и тут же занимается устройством хозяйства Беатриче. Он архитектор, он же и живописец, украшающий герцогский дворец. Он сооружает для Беатриче посреди герцогского сада бассейн с красивой купальней, со стенами розового мрамора, с белой ванной, с мозаиками и фигурой Дианы. Он составляет даже рисунки ключей и головок угрей для пикш, выпускающих холодную и горячую воду. 

     Об интимной жизни Леонардо в этот период его щи не сохранилось почти никаких сведений. Да и где их искать? В его манускриптах — но здесь мы находим дневник ума, а не сердца, и никаких личных подробностей, исключая самые банальные заметки, вроде следующей «26 января 1491 года, находясь у синьора Галеаццо, для управления данным им праздником, я придумал для некоторых людей костюмы дикарей. Когда эти люди сняли платье, чтобы примерить костюмы, Джакомо (мальчик, поступивший в услужение к Леонардо) ловко стибрил кошелек одного из них, лежавший на постели, и вытащил все деньги». Рассказав это событие, Леонардо приписывает на полях целый лексикон бранных слов по адресу воришки, который и его постоянно обкрадывал. Вся жизнь Леонардо, так сказать, ушла в его худо­жественную и научную работу и в те навязанные ему занятия, которым он, как и всему, предавался с жаром и любовью. В 1493 году Леонардо, наконец, счел оконченной свою модель конной статуи Франческо Сфорца. Несо­мненно, что на продолжительность этой работы значи­тельно повлияли неблагоприятные условия, в которых находился художник, живя при дворе Лодовико. Но мы уже видели, как строг был к самому себе творец этого произведения, изумившего всю Италию.

  Модель была впервые показана публике во время торжества бракосочетания Бьянки Марии Сфорца с им­ператором Максимилианом. Леонардо, по обыкновению, распоряжался всеми декоративными работами. Он по­ставил свою модель под триумфальной аркой, сооружен­ной на площади миланского герцогского замка. Как ни пышны были брачные торжества, они не могли затмить успеха Леонардо. Многие современные поэты воспели статую; из всех больших городов Италии приезжали посмотреть на это произведение. «Да потечет бронза»,— воскликнул один восторженный поэт, надеясь, что мо­дель будет вскоре превращена в статую. Но бронза так и не потекла, потому что финансовые и политические затруднения вскоре привели миланское герцогство к кри­зису, и, по-видимому, модель так и осталась моделью.

     «Ты видел, пришелец,—говорит другой поэт,—теперь уходи и радуйся». Третий, впрочем, уверяет, что Лодо­вико велел отлить статую из металла: может быть, это поэтическая вольность. Год спустя (1494 год) Леонардо на время покидает Милан. Он поселяется в Павии, где берет уроки анатомии у генуэзского ученого Марко Антонио делла Торре. Марко режет трупы. Леонардо рисует мускулы и кости пером и красным карандашом. Встречается утверждение, будто всеми своими анатоми­ческими познаниями Леонардо да Винчи обязан генуэз­скому профессору: явное преувеличение, потому что Лео­нардо в то время было уже 42 года и он успел создать такие картины, как «Воскресение Христа». 

     Первые уроки анатомической живописи Леонардо брал еще в мастер­ской Вероккьо, и задолго до 1494 года он уже обладал отличным знанием человеческого тела; но люди, подоб­ные Леонардо да Винчи, никогда не считают себя знаю­щими все и достигшими полного совершенства. Уже окончив статую Сфорца, Леонардо написал посвященную герцогу Миланскому и впоследствии пропавшую руко­пись «Что предпочтительнее: скульптура или живопись?» Рукопись эта, очевидно, навеяна чувством неполного удовлетворения, которое доставила Леонардо его статуя, иначе трудно понять, почему в момент, когда его славили поэты, Леонардо поставил скульптуру на низшую сту­пень, заявив, что предпочитает живопись, Леонардо тогда еще затевал написать полный трактат о живописи, но ограничился отрывочными заметками и редактированием знаменитой книги Луки Пачоли, озаглавленной «De divina proportione» («О божественной пропорции»). Леонардо не только составил рисунки и чертежи к этой книге, Но и внушил автору главные мысли. Мы найдем их впоследствии в трактате, написанном самим да Винчи.

     В 1497 году Леонардо был сильно опечален смертью молодой герцогини Беатриче, постоянно страдавшей и молившейся за своего мужа, который, без сомнения, любил ее больше, чем всех своих любовниц, взятых в совокупности, но слишком привык к гаремной жизни, чтобы удовольствоваться одними чистыми поцелуями Бе­атриче. За несколько дней до своей скоропостижной смерти Беатриче впала в религиозный экстаз. Она стала постоянно посещать часовню Милосердной Богоматери, сооруженную над гробницей герцогини Бьянки в доми­никанском монастыре. Она постоянно говорила о смерти и как будто готовилась к дальнему путешествию.

     Несмотря на все эти приготовления, смерть жены была для герцога Лодовико внезапным ударом. Отчаянию его не было пределов. Он сломал свой меч, не хотел видеть детей, не впускал к себе друзей и в течение пятнадцати дней сидел в добровольном одиночном за­ключении, в комнате, обтянутой траурными материями. Наконец, он призвал к себе Леонардо да Винчи, рыдая, бросился в его объятия и умолял его соорудить для Беатриче великолепный мавзолей. Еще раньше Леонардо распоряжался пышными похоронами герцогини. Что ка­сается герцога, в нем на этот раз произошла полнейшая перемена: он бросил всех любовниц, стал набожным до ханжества. В течение месяца служилось по сто панихид в день за душу герцогини; сто факелов горели неугасаемо перед алтарем. Своды храма Милосердной Богоматери были увеличены для постановки великолепного мавзолея «работы неизвестного резца», говорит историк Рио, но в этом резце нельзя не узнать руки Леонардо. Что всего замечательнее, это необычайная поспешность, с которой Леонардо окончил модель мавзолея: вообще он не любил спешить, но на этот раз как будто чувствовал себя в долгу. 

     Какое глубокое впечатление произвела на Ле­онардо смерть герцогини видно из того, что под впе­чатлением этого горестного события он задумал свое величайшее произведение — «Тайную вечерю» и окончил его сравнительно необычайно быстро. Менее года пона­добилось художнику для этого произведения, которое было вполне закончено в начале 1498 года.

     Сохранилось много рассказов о том, как писал Ле­онардо эту картину. Известный Бонделло, которого фран­цузский король Франциск произвел в епископы за то, что он хорошо умел «рассказывать», сообщает следующие подробности, тем более важные, что Бонделло был со­временником да Винчи и лично знал художника: «Во времена герцога Лодовико,—пишет он,—несколько дво­рян, находившихся в Милане, встретились однажды в монастыре Богоматери. Они молча созерцали Леонар­до да Винчи, который в то время доканчивал в трапезной зале монастыря свою чудесную картину "Вечери". Этот художник чрезвычайно любил, чтобы посетители, при­ходившие смотреть его произведения, свободно выска­зывали о них свои мнения. 

     Леонардо часто приходил рано утром в монастырь, это я видел своими глазами. Он бегом взбирался на свои леса (картина Леонардо, написанная масляными красками, имела характер стен­ной живописи и даже сохранила название фрески). Здесь, забывая даже о пище, Леонардо работал, не покидая кисти, с восхода солнца до тех пор, пока совершенная темнота не делала работы положительно невозможной.  Зато иногда проходило дня три-четыре, когда Леонардо даже не прикасался к картине. Он, однако, приходил и проводил подле нее час или два, со скрещенными на, груди руками. Он созерцал свои фигуры и, по-видимому, сам критиковал их, Я видел также, как в полдень, когда знойные летние лучи делают улицы Милана пустынными, Леонардо выходил из ци­тадели, где он моделировал из гипса коня колоссальных размеров. Отсюда великий художник прямо шел в мо­настырь, не ища тени и выбирая кратчайший путь. Придя в монастырь, он поспешно делал два-три мазка кистью и затем тотчас уходил».

     Гёте в одном из своих сочинений говорит, что каждая из фигур «Тайной вечери» есть превосходный портрет. Это слишком слабо сказано: каждая представляет собой нечто выше портрета, а именно тип. Один писатель XVI века, Джиральди, слышавший о Леонардо от его современников, следующим образом поясняет метод, ко­торому следовал художник, комбинируя черты лиц живых людей и бессмертные типы: «Этот великий художник, когда ему надо было ввести какую-либо личность в одну из своих картин, сначала задавался вопросом о качествах данной личности: благородна ли она или вульгарна, веселого или сурового нрава, следует ли изобразить ее тревожной или спокойной, старой или молодой, добрей или злой. Ответив после долгих размышлений на эти вопросы, Леонардо старался вращаться в обществах, где встречаются обыкновенно люди сходного типа. Он вни­мательно наблюдал их обычные движения, физиономию, ухватки; как только попадалась малейшая черта, годив­шаяся для его предмета, он се отмечал карандашом в маленькой записной книжке, которую всегда носил с собой. Когда, после долгих поисков, художник наконец убеждался, что собрал достаточное количество материала, только тогда он брался за кисть».

     Этот рассказ поясняет и дополняет сообщения Бон­делло. Ясно, почему да Винчи иногда писал с утра до вечера, тогда как проходили дни. когда он вовсе не писал или делал «два-три мазка». Надо было собрать материал и, что еще важнее, продумать его. Впрочем, вот пример, сообщенный самим Джиральди со слов своего отца, бывшего современником художника. Рассказ этот,  сверх  того,  характеризует  отношение  да  Винчи к герцогу Лодовико.

 «Винчи окончил, наконец, Христа и одиннадцать апостолов; но он никак не мог окончить Иуды и сделал только туловище. Головы все еще не было, и художник не подвигал своей работы. Приор монастыря, заботясь главным образом об очищении своего помещения от лесов и других принадлежностей художественной мас­терской, отправился, наконец, с жалобой к герцогу Ло­довико, который за эту работу Леонардо платил весьма щедро (Леонардо получал пенсию в пятьсот экю — трудно согласиться, чтобы это вознаграждение было весьма зна­чительно). Герцог велел призвать к себе Лео­нардо и кротко укорял его за леность, но Леонардо возразил, что изумляется словам его высочества, потому что не проходит дня, чтобы он по целым часам не работал над этой картиной. Монахи возобновили жалобу, герцог передал им ответ Леонардо. 

     "Государь,—сказал на это аббат,— действительно ничего более не остается, как приделать одну голову, а именно Иуды; но вот уже более года, что он не только ни разу не прикоснулся к картине, но ни разу даже не пришел взглянуть на нее". Рассерженный герцог опять велел позвать Леонардо и спросил, что это значит.— "Разве отцы-монахи пони­мают что-нибудь в живописи? — сказал Леонардо.— Они правы в том отношении, что я действительно давно не был в их монастыре; но они не правы, утверждая, что я не работаю, по крайней мере, часа два в день над этой картиной". — "Как это так, если ты даже не явля­ешься туда?" — спросил герцог,— "Ваше высочество зна­ете, что мне осталось написать только голову Иуды, который был, как известно всему миру, величайшим канальей. Необходимо, следовательно, дать ему физио­номию, вполне соответствующую столь чудовищной под­лости; поэтому в течение года, а может быть, и более, я ежедневно, утром и вечером, хожу в Боргетто, где, как известно вашему высочеству, живут все мошенники и негодяи вашей столицы. Но до сих пор я еще не мог найти ни одного злодейского лица, достаточно меня удовлетворяющего. Как только я найду такое лицо, я закончу картину в один день. Но если мои поиски окажутся напрасными, я удовольствуюсь чертами лица этого брата приора, который только что жаловался на меня вашему высочеству и который, сказать по правде, пре­восходно подходит к моему предмету. Меня останавли­вало лишь одно обстоятельство: я боялся сделать этого приора предметом насмешек в его собственном мона­стыре".

     Почтительно-иронический тон Леонардо не оставляет сомнения в том, что все, им сказанное, нельзя принять буквально. Сомнительно даже, чтобы голова Иуды оста­валась ненаписанной целый год, потому что на всю картину Леонардо употребил меньше года. Герцог, впро­чем, был умен и понял Леонардо. Он расхохотался и, по словам Джиральди, понял, «с какой глубиной рассуж­дения да Винчи компонировал свою картину и почему она уже возбуждала всеобщее изумление». Что жалобы монахов были преувеличены, видно из следующего: через несколько дней после этой беседы с герцогом Леонардо нашел подходящую фигуру. «Он на месте набросал глав­ные черты, соединил их с теми, которые собрал уже в течение года (так повествует Джиральди), и затем быстро окончил фреску».

     Любопытен еще рассказ одного из учеников Леонар­до, Ломаццо, автора «Трактата о живописи».

     «Леонардо да Винчи,—пишет этот автор,—придал столько красоты и величия св. Иакову и его брату в своей картине "Вечеря", что, взявшись затем за фигуру Христа, он уже не мог поднять ее на такую ступень возвышенной красоты, как ему казалось необходимым. После долгих размышлений он пошел посоветоваться со своим другом Бернардо, который сказал: "Леонардо! Ошибка, которую ты сделал, так важна последствиями, что ее может исправить только Бог; не в твоей власти и не во власти кого-либо из смертных придать какой-либо личности более красоты и божественности, чем сколько ты придал лицам св. Иакова и его брата. Поэтому оставь Христа незаконченным, потому что тебе никогда не создать Христа подле этих двух апостолов"».

     Ломаццо уверяет, что Леонардо исполнил этот совет в точности, но этот ученик Леонардо, хотя и написал «Трактат о живописи», в то время был слеп и судил с чужих слов. Только поэтому он мог написать далее, что на картине Леонардо «фигура Христа действительно осталась неоконченной, и это можно разглядеть, хотя самая картина уже совсем почти испортилась». Верно лишь то, что сырость монастырской стены губительно действовала на картину.

     «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи сама по себе создала целую школу. Не говоря уже о множестве копий, из которых лучшая была сделана Марко д'Оджоне, эта картина была родоначальницей целого ряда картин, ми­ниатюр, мозаик. Храм Santa-Maria delle Grazzie превра­тился в музей, воспитавший несколько поколений ху­дожников. О Леонардо можно сказать, что он в живописи создал настоящий тип Христа и апостолов, подобно тому, как Рафаэль создал настоящий, или наивысший, тип Мадонны.

     В то время, когда Леонардо писал свою «Вечерю», любимыми его учениками были Салаи и Мельци. Обоих он называл своими сыновьями: первый был, быть может, его сыном не только по духу, но и по крови. Этот прекрасный юноша с русыми волосами, говорят, лицом походил на Леонардо. Но кто была героиня романа Леонардо? Мельци был более близок к Леонардо по духовному родству: его кисть — почти кисть учителя, лишь более женственная и менее выразительная.

     Близкий друг Леонардо, Пачоли, рассказывает, что в том самом году, когда Леонардо писал «Вечерю», он был завален множеством посторонних работ. Он пред­принял сооружение канала между Бривио и Треццо: для этого надо было умерить быстрое течение реки, прорезать скалы и уплотнить почву. Леонардо наметил работы, исполненные лишь сто лет спустя. Сам он пишет в од­ном письме, что в это время он отправил в поход все десять человек, сидевших в нем одном: скульптора, музыканта, живописца, математика, управляющего об­щественными работами, директора Академии и проч., и проч. При всем том он был беден, и из пенсии, получаемой от герцога, не имел даже «чем кормить своих лошадей». Чтобы заработать что-нибудь, ему приходилось иной раз посылать в какой-нибудь монастырь наскоро написанную  мадонну,  «иначе  (говорит один  биограф) ему пришлось бы терпеть голод и холод". Лишь накануне своего падения миланский герцог подарил да Винчи землю под виноградники, разрешив на ней «строить, что ему вздумается, разводить сады и делать, что ему или его потомкам или наследникам будет угодно».

     Рисунков за это время было сделано бесчисленное множество. Сохранилась записка Леонардо, в которой перечислено около 40 рисунков, сделанных в 1497 году. Тут и «Голова Христа, рисунок пером», и две «окон­ченные мадонны», и такие этюды, как «шеи старух», «эскизы нагих юношей», даже «глубокие сосуды — в пер­спективе», и чертежи «водяных машин». В то же время Леонардо писал трактат о живописи; вообще, это был самый плодовитый год в его жизни и, вместе с тем, последний год его молодости.